Цена вопроса

Частной системе пенсионных накоплений в России не повезло. Фактически зародившись за несколько лет до обвала рынка в 2008 году, она не успела сформировать финансовый жирок и накопить достаточный GR-вес, чтобы обеспечить себе устойчивый статус, клиентскую базу и источник средств к существованию.

Восстановление экономики после кризиса в начале 2010-х годов стало для пенсионного рынка эрой pump and dump — стремительной накачки клиентской базы НПФ и продажи фондов новым акционерам. При этом в условиях мягкого регулирования покупатель НПФ мог оперативно выпотрошить его, выведя средства в «правильные» ценные бумаги. Вместо формирования отрасли, с интересами которой государству можно и нужно считаться, возникла растущая «черная дыра». Поэтому решение о моратории на перечисление новых взносов в систему ОПС, принятое в декабре 2013 года, можно считать неправильным фундаментально, но очень логичным в моменте. Ведь эти взносы не доходили до людей, его легко можно было украсть через НПФ, соблюдя все формальные требования законодательства.

С этого момента система стала герметична, а ее потенциал стал определяться скоростью перевода в НПФ клиентов ПФР. Это не самая жизнеспособная модель для рынка, но она позволяла фондам формировать планы продаж, привлекать под это бюджеты развития, платить бонусы менеджменту и комиссии посредникам и надеяться на лучшее — снятие моратория. Тем более государство обозначило ковенанты сохранения рынка — прозрачность, акционирование и вступление в систему гарантирования. Позднее к этому добавили и необходимость финансировать реальный сектор. Новый этап реформы привел к быстрому росту надежных окологосударственных НПФ и уходу с рынка небольших фондов без активов и капитала. Но осталось и несколько зомби-фондов — классических кейсов too big too fail.

Эволюция пенсионной системы шла за счет клиентов, а не акционеров НПФ. 12 млн человек, накопления которых перевели из ПФР в НПФ с 2015 по 2018 год, а также 7,7 млн человек, которых фонды перетаскивали друг у друга, лишились инвестдохода. Индустрия смогла при этом пролоббировать внедрение management fee — дополнительной нагрузки на клиентские счета. Расчистка же активов проблемных фондов стоила миллионам клиентов падения доходности.

Сейчас уже можно говорить о зрелости российского рынка НПФ. Позади критичные риски дутых активов, токсичных акционеров, миллионных перетоков клиентской базы. В фондах созданы и настроены системы стресс-тестов, контроля рисков. Доля вложений в реальный сектор достигла к концу 2019 года 38% совокупных пенснакоплений. Однако не решен главный для рынка вопрос: для чего нужна вся эта инфраструктура?

Перезапуск системы частных пенсионных накоплений в виде ГПП, который привлек бы новые деньги в индустрию, буксует. Фондам остается только имитировать развитие и конкурировать цифрами доходности. Но даже лучшие из них ничем принципиально не отличаются от государственной управляющей компании. При этом НПФ, будучи акционерными обществами, склонны платить дивиденды и по максимуму выбирать проценты вознаграждения. Но в надвигающемся очередном кризисе возрастает актуальность снижения накладных расходов государственной системы и централизации инвестиционного потенциала пенсионных средств. С такими вводными для России может стать вполне реальным казахстанский сценарий возврата активов частных НПФ в государственную компанию.

 

kommersant.ru